Тест. Причастный оборот

То были дети Акбылу.

Люди забрали щенков с собой. Решительно шагали они к дому Олза, но ненависть, переполнявшая сердца, уже не была столь неистовой.

А Олз не терял времени даром. Лишь толпа показалась у ратуши, он вышел навстречу и высоким голосом воззвал:

Безназванцы, одумайтесь! Возмутители спокойствия - шарманщик и его собака - внесли разброд и сумятицу в нашу веками устоявшуюся жизнь. Что дали они взамен стабильности, размеренности и покоя? Радость, смех, веселье?! Зачем они нам?! Столетиями наши отцы и деды жили без этих сомнительных благ. Так внимите же голосу разума, верните прежние времена! - всё это звучало очень громко, фальшиво и неискренне.

Люди не стали казнить Олза. Они прогнали его из города, прокляв за убийство Хемса и Акбылу на вечные скитания.

Со временем город Без Названия переименовали в Город Собак. В нём появились театры, школы, библиотеки и даже цирк. А на главной площади на постаменте из чёрного гранита горожане воздвигли памятник Смеху и Улыбке.

Теперь в каждом из сорока четырёх домов слышится весёлый смех и заливистый собачий лай. В каждом из сорока четырёх домов живёт собака рыже-золотистой масти.

А Олз, словно тень, и по сей день скитается по земле. Иногда под покровом ночи ему удаётся проникнуть в очередной город, и тогда он завладевает душами и сердцами его жителей. И лишь от самих людей зависит, поселится ли Олз у них навеки или покинет край, так и не найдя в нём приюта.

Зовут меня Тобик. Ростом я невелик, зато белый и пушистый. Нос мой сверкает розовой перламутровой пуговицей, усы в меру кудрявы, а лаять я умею прегромко.

Хозяйка моя Анюта - девочка хорошая: учится на пятёрки и животных любит. Вдвоём нам весело: вместе гуляем во дворе и частенько играем в дочки-матери. Анюта причёсывает мне шерсть, повязывает на шею банты и даже иногда купает. Она вообще всячески обо мне заботится и не любит со мной расставаться. Однажды даже в школу с собой взяла, но мальчишки её засмеяли.

Анюте меня на день рождения подарили. Я тогда сидел в коробке и ужасно переживал: кому же достанусь? Но нервничал я понапрасну. Увидев меня, Анюта от радости рассмеялась, схватила меня на руки и весь вечер не отпускала. Сказала, что всю жизнь о таком мечтала!

Да, мне с хозяйкой необычайно повезло. Ведь нередко с нашим братом как бывает: купят сначала, а через месяц ты им надоешь, и они тебя на улицу… Разные люди бывают.

Но Анюта не такая, она меня очень любит, и я плачу ей тем же. Часто она со мной разговаривает, как с человеком. Она и не догадывается: я-то всё понимаю. Сказала однажды, что я её самый лучший друг.

Говорят, Анюта слишком меня балует - одёжки шьёт, а на ночь берёт с собой в кровать. Обнимет, прижмёт к сердечку покрепче и заплачет тихо. Тут я бессилен помочь - Анюта по маме скучает. Мама Анюту два года назад в наш детский дом отдала. В такие моменты очень хочется её успокоить, сделать для неё что-нибудь хорошее. Но я не могу, я ведь даже лизаться не умею. Пёс-то я не настоящий - плюшевый.

Вадимкины слёзы

Утро дышало свежестью. Над рекой висел прозрачный туман, но солнечные лучи уже золотили тихую гладь. Поднимавшийся берег покрывала изумрудная трава, испещрённая бесчисленными искорками росы. Воздух, насыщенный пряными ароматами диких цветов, застыл. Тихо - лишь в зарослях камыша у самой воды колокольцами звенели комары. Вадимка сидел на берегу и смотрел, как старый тополь роняет белоснежные, кружащиеся в застывшем воздухе пушинки. Тонкое поскуливание нарушило спокойствие утра.

Мальчик вздрогнул - вспомнил, зачем пришёл сюда. Слёзы подкрались к горлу, стали душить, но он сдержался - не заплакал.

Вчера ощенилась Жучка: принесла четверых, от кого - не известно. Да и неважно, сама не из породистых. Мать увидала Жучкин живот и давай причитать на всю деревню: «Не углядел! Сколько раз говорила: не пускай собаку со двора! Что прикажешь с ублюдками делать?»

Виноват Вадимка. И спрос теперь с него. Мать приказала к вечеру от щенят избавиться - утопить. Легко сказать, а вот попробуй исполни. Они, хоть и маленькие, слепые, а живые существа!

Вадимка - добрый малый, животных любит. Особенно свою Жучку. И отпустил-то её из жалости: шибко на волю просилась. На цепи долго не усидишь.

Холщовый мешок, куда мать сложила бедолаг, лежит рядом. Щенята выбрались и белыми комочками ползают в ярко-зелёной, как новый бархат, траве. В поисках маминого горячего живота тыкаются слепыми мордочками друг в дружку, жалобно скулят. Голодные…

Представить, как Жучкиных щенят топить будет, Вадимка не мог. Казалось, чего проще: оставь мешок у воды - река сама сделает своё дело - и гуляй без хлопот и забот.

Вадимка так не сумел бы. Размазывая грязными ладонями выступившие слёзы, утёр лицо, сложил щенят обратно в мешок и решительно направился в деревню.

У сельпо в ожидании утреннего хлеба толпился народ - всё больше женщины. Увидав знакомое лицо, Вадимка подошёл к крылечку.

Здравствуйте, тётя Маша, - заливаясь краской, обратился он к дородной женщине.

Здорово! Чего в мешке? - сразу заинтересовалась любопытная тётя Маша.

Сейчас покажу! - засуетился Вадимка. - Щенки Жучкины. Может, возьмёте?

Разве это щенки? Крысята какие-то, - сострила женщина. Собравшиеся вокруг прыснули.

Маленькие ещё, вчера родились…

Раз вчера, то неси-ка их к мамке. Вона разревелись - жрать хотят.

Не могу. Мать запретила с ними домой возвращаться. Может, всё-таки возьмёте?

Женщины, потеряв к мешку интерес, одна за другой расходились. Сельпо открыли, и тётя Маша деловито направилась к дверям. Вздохнув, мальчик уныло поплёлся прочь.

Вадик, постой!

Вадимка обернулся: Николай Егорыч - колхозный ветеринар, давний приятель отца.

Ты вот что, ступай к деду Борису - охотнику. У него Сильва ощенилась, восемь штук принесла. Авось возьмёт старик твоих-то.

Окрылённый, мчался Вадимка к дому охотника. Не верилось, но очень хотелось надеяться: мучения кончатся скоро!

Очутившись у калитки, Вадимка поостыл. В деревне знали: у деда Бориса нрав суровый. Стало не по себе: вдруг не станет слушать дед, вдруг погонит? С тех пор как померла жена, не любил Борис незваных гостей.

Во дворе неистово заливалась собака.

Цыц, Сильва! - послышался из-за забора скрипучий голос. - Кого там ещё нелёгкая принесла?

Здравствуйте, дедушка. Это я - Вадимка, - переминался с ноги на ногу мальчик, не решаясь зайти во двор.

Какой такой Вадимка? - дед прошаркал к калитке, глянул сквозь штакетник сурово. Открывать не собирался.

Клавдии Петровны сын…

Ясно, - ещё больше нахмурился дед. - Зачем пожаловал?

Дедушка, тут такое дело… - замялся под строгим взглядом Вадимка. - Жучка наша ощенилась, а мать велела от щенков избавиться.

А я при чём?

Не могу я их топить. Рука не поднимается! - от волнения Вадимка закричал даже.

Залаяла Сильва, и мальчик вновь сник.

Может, их того… Сильве?

Ишь, чего удумал! Ты тоже соображать должен - у ней своих восемь штук, не прокормит! - осерчал дед.

Жалко бедолаг… Покажь, сколь их у тебя?

Четверо! - с готовностью Вадимка развязал мешок.

Подошла Сильва, просунув сквозь дыру в заборе голову, обнюхала притихших щенят.

Что, мать, взять ли? - дед вопросительно глянул на собаку. Та уже самозабвенно облизывала малышей.

Возьмите…

Что с тобой делать? Ладно, двоих, пожалуй, потянем.

Спасибо! - Вадимка готов был расцеловать деда. Зря в деревне болтают, не страшный он вовсе!

Довольные щенки сосали новую маму, а дед Борис советовал:

К бригадиру сходи. У него собака вот-вот ощенится, авось и приютит бедолаг.

Но бригадир Вадимку и на порог не пустил. Услыхал, о чём речь - дверь перед носом захлопнул.

Летнее утро дышало свежестью. Над рекой висел прозрачный туман, но солнечные лучи уже золотили тихую водную гладь. Поднимавшийся над рекой берег покрывала изумрудная трава, испещренная бесчисленными золотыми искорками утренней росы. Воздух, насыщенный пряными ароматами трав, застыл. Было очень тихо, лишь в зарослях камыша у самой воды тонко звенели комары. Вадимка сидел на берегу и смотрел, как старый тополь роняет на воду белоснежные, кружащиеся в застывшем воздухе пушинки. Тонкое поскуливание нарушило тишину утра, и Вадимка вздрогнул, вспомнив, зачем он пришел сюда. Слезы коварно подкатили к горлу и стали душить его, но Вадимка сдерживался – не плакал.
Вчера ощенилась Жучка: принесла четверых, а от кого – неизвестно. Да это и не важно – сама она тоже не из породистых. Мать увидала Жучкин живот и давай причитать на всю деревню: «Опять не углядел! Я тебе сколько раз говорила, не отпускай собаку со двора! Что мне теперь прикажешь с ее ублюдками делать?»
В общем, виноват Вадимка. И спрос теперь с него. Мать приказала к вечеру избавиться от щенков, а проще говоря, в речке утопить. Легко приказать, а вот попробуй исполнить! Они хоть и маленькие еще, слепые, а все же живые существа!
Вадимка был добрым мальчиком, животных он любил. Особенно свою Жучку. Он и отпустил то ее из жалости: уж больно она просилась побегать на воле. На цепи ведь тоже долго не выдержишь.
Холщевый мешок, куда мать сложила бедолаг, лежал рядом. Щенята выбрались из него и теперь белыми комочками ползали в ярко-зеленой, напоминающей новый бархат, траве. В поисках горячего маминого живота они беспомощно тыкались слепыми мордочками друг в дружку и жалобно поскуливали. Голодные…
Представить себе, как будет топить Жучкиных щенят, Вадимка не мог. Чувство собственной беспомощности, жалость, нерешительность, страх перед гневом матери тяжелым гнетом давили, сковывали Вадимку изнутри. Казалось бы, чего проще: оставь мешок у воды – река сама сделает свое дело – и гуляй дальше без хлопот и забот. Но Вадимка так не мог. Размазывая грязными руками слезы, он утер лицо, сложил щенят обратно в мешок и решительно направился в деревню.

У сельпо в ожидании свежего утреннего хлеба уже толпился народ – в основном женщины. Увидав знакомое лицо, Вадимка подошел к крылечку.
– Здравствуйте, тетя Маша, – заливаясь краской, обратился Вадимка к высокой дородной женщине.
– Здорово, Вадимка. Чего это у тебя в мешке? – сразу заинтересовалась любопытная тетя Маша.
– Сейчас, я покажу! – засуетился Вадимка. – Это щенки Жучкины. Может, возьмете? – несмело предложил он.
– Какие же это щенки? – удивилась тетя Маша. – Это крысята какие-то, – сострила она, и собравшиеся вокруг женщины засмеялись удачной остроте.
– Просто они маленькие очень – вчера родились.
– А раз вчера, то и неси-ка ты их к мамке. А то вон они как разорались, есть, наверное, хотят.
– Не могу я. Мать запретила домой с ними возвращаться… Может, все-таки возьмете? – Вадимка с надеждой оглядел любопытствующих.
Но женщины, потеряв к мешку интерес, одна за другой расходились. Сельпо открыли, и тетя Маша деловито направилась к дверям, лишив Вадимку всякой надежды. Мальчик тяжело вздохнул и уныло поплелся прочь. Эх, ничего у него не получится…
– Вадик, постой! – окликнул его кто-то.
Вадимка обернулся. Перед ним стоял Николай Егорыч – колхозный ветеринар, давний приятель отца.
– Ты вот что, ступай к деду Борису – охотнику. У него недавно Сильва ощенилась, аж восемь штук принесла. Авось возьмет старик твоих-то.
На всех парусах помчался вновь окрыленный надеждой Вадимка к дому охотника. Ему не верилось, но очень хотелось верить в то, что его мучения скоро закончатся.
Но оказавшись у калитки охотника, Вадимка в нерешительности замер. В деревне все знали: дед Борис отличался суровым нравом. Мальчику стало не по себе – а вдруг не станет слушать его дед, вдруг погонит? С тех пор, как померла жена, дед не любил незваных гостей.
Во дворе неистово залаяла собака.
– Тихо, Сильва, тихо! Никто твоих детей не тронет, – из-за забора послышался скрипучий голос деда. – Кого там еще нелегкая принесла?
– Здравствуйте, дедушка. Это я – Вадимка, – робко подал голос мальчик. Переминаясь с ноги на ногу, он не решался зайти во двор.
– Какой еще Вадимка? – шаркающей походкой дед Борис подошел к калитке и сквозь штакетник сурово глянул на мальчика. Открывать калитку он, похоже, не собирался.
– Я Клавдии Петровны сын…
– Ясно, – еще больше нахмурился дед. – Ну, говори, зачем пожаловал?
– Дедушка, тут такое дело… – замялся под строгим взглядом деда Вадимка. – В общем, Жучка наша ощенилась, а мать велела от щенков избавиться…
– А я тут при чем?
– Не могу я их топить. Рука не поднимается! – от волнения Вадимка аж закричал.
Залаяла Сильва, и мальчик вновь сник.
– Может, их того… Сильве? – предложил он, сам не веря в успех предприятия.
– Ишь, чего удумал! Ты тоже соображать должен – у Сильвы своих восемь штук, не прокормит она, – похоже, дед не на шутку рассерчал.
– Что же делать, дедушка?! – в голосе Вадимки зазвенело отчаяние.
– Да-а, жалко бедолаг… – протянул дед. – Покажи, сколько их у тебя?
– Четверо! – с готовностью развязывая мешок, воскликнул Вадимка.
Подошла Сильва и, высунув через дыру в заборе голову, стала обнюхивать притихших щенят.
– Ну что, мать, взять что ли? – дед Борис вопросительно взглянул на Сильву. Та уже самозабвенно облизывала малышей.
– Возьмите, дедушка! – обрадовался Вадимка.
– Эх, ну что с тобой будешь делать. Ладно, двоих, пожалуй, мы потянем.
– Спасибо! – от счастья Вадимка готов был расцеловать деда. Зря в деревне болтают – никакой он и не страшный вовсе.
Когда довольные щенки уже сосали новую маму, дед Борис посоветовал Вадимке: – Ты сходи к бригадиру нашему. У него собака вот-вот ощенится, авось и приютит бедолаг.
Но бригадир Вадимку даже на порог не пустил. Услыхал о чем речь и дверь перед Вадимкиным носом захлопнул.
Загрустил Вадимка. Сел на лавочку возле сельской библиотеки, прижал к себе щенят и задумался, что же дальше делать.
Мимо проходила баба Люба.
– Чего не весел, сынок? – поинтересовалась у Вадимки баба Люба, известная своей сердобольностью на всю деревню.
Вадимка поднял голову – баба Люба добродушно улыбалась ему каждой черточкой своего лица, вплоть до морщинок в уголках глаз. Вадимка грустно улыбнулся в ответ и кивнул на щенков:
– Вот, мать приказала их утопить, а я не могу.
– Ох, батюшки! – баба Люба схватилась за сердце. – Животинку губить – грех великий. Они – вона – маленькие какие!
У и без того печального Вадимки от этих слов настроение совсем испортилось.
– А ну, шагай за мной, – скомандовала вдруг баба Люба и решительно направилась к своей избушке. Озадаченный Вадимка пошел за ней.
– Вот мы и дома, – баба Люба отворила дверь в свое скромное жилище. – Стешка! Где ты, негодница? Стеша! Ах, вона ты куда забралась!
На печке среди цветастых подушек лежала пушистая серая кошка. Она занималась важным делом – кормила трех уже подросших котят.
– Ты глянь, кого я тебе принесла, – с этими словами баба Люба взяла в руки одного из щенков и подложила его Стеше под бок. Кошка зашипела и, отпрыгнув в сторону, изогнула спину дугой.
– Чего ты, испугалась, глупая? – рассмеялась баба Люба. – Погоди маленько, – обратилась она к Вадимке со знанием дела, – скоро освоится. – Пойдем пока в сад, чайку попьем, они тут сами разберутся.
И действительно, когда Вадимка вернулся в горницу, кошка в окружении котят уже вновь лежала на печке. Щенок, уютно устроившись по серединке, сосал теплый розовый живот наравне с остальными. Стешка довольно урчала.

Вечерело. Крепко прижав щенка к груди, Вадимка шел домой.
«Ничего, – думал он, – один щенок – не четыре. Мать – не железная, сжалобится».
С опаской входил он в дом. Отец уже пришел с работы, мать накрывала на стол.
– Что так долго? Руки мой и садись ужинать, – голос матери звучал вяло, безо всякого выпажения. Она даже не посмотрела в сторону Вадимки – все еще сердилась.
– Мам, можно он у нас останется?
Та оторвалась, наконец, от хозяйства и всплеснула руками:
– Ты зачем его обратно приволок?
– Мам, жалко ведь!
– Надо было за Жучкой следить! Я тебе сколько раз говорила: не отпускай псину со двора! Я по твоей милости грех на душу взяла, и тебя заставила! Иди, и чтобы с щенком обратно не возвращался!
Отец молчал.
Вадимка вышел на крыльцо. Не евший весь день щенок тихонько скулил у него на руках. Вадимка решительно направился к речке.
«Ничего, ничего, – подбадривал себя он, – у него и глазок-то пока нет, не слышит, ничего не почувствует. Его и собакой назвать нельзя – так, крысенок какой-то. Да и не жалко его вовсе». Так, успокаивая себя и храбрясь, Вадимка дошел до речки.
Над речной гладью алело вечернее солнце, вокруг не было ни души. Щенок, словно предчувствуя неладное, беспокойно заерзал, закрутился на руках. Ком подкатил к горлу, Вадимка еле сдерживал слезы. Он снял рубашку, брюки. Оставшись в одних трусах, он еще долго стоял на берегу, не решаясь ступить в воду. Налетели комары. Они кусали Вадимку в лицо, руки, спину, но он не обращал на это внимания. Лицо его не выражало ничего, кроме покорности. Покорности, ставшей результатом страданий, пережитых им в этот бесконечно долгий, никак не желавший закончиться день. На щенка он не смотрел. Волна страха окатила Вадимку, и преодоление этого страха стоило ему величайших усилий. Держа щенка в ладошке, на вытянутой руке он сделал шаг, второй, зашел в воду поглубже, оттолкнулся и поплыл. Можно было просто закинуть щенка подальше в воду, но Вадимке это казалось кощунством. Вода была мутной, багряно-алого цвета. Щенок вдруг присмирел и спокойно, доверившись человеку, лежал на ладошке над самой водой маленьким теплым комочком. Вадимка просто опустил руку в воду, развернулся и поплыл к берегу. Он не оборачивался, лишь слышал позади негромкие всплески воды. Щенок не пищал, не звал, как предполагал Вадимка, на помощь маму. Он тихо и упорно боролся за свою так недавно начавшуюся жизнь. От этой беззвучной борьбы Вадимке стало невыносимо. Ужасное, отвратительное безмолвие преследовало его, пока он плыл. Фальшивое и дребезжащее, оно безжалостно царапало его сердце.

Вадимка выбрался на берег и лишь тогда обернулся. Сначала он не увидел ничего, кроме алой от заката воды. Но нет – щенок все еще жил, и над ним, ныряя к воде, чертили воздух стрижи. Бедняга уцепился за проплывавшую мимо ветку – это не дало ему утонуть быстро – но силы уже заканчивались. Слепая мордочка то появлялась, то исчезала в воде. Его все дальше и дальше уносило течением от берега. Вадимка не мог оторвать взгляда от маленького белого пятнышка. Сколько сил и любви к жизни заключалось в этом крохотном, тщедушном существе! Мальчик точно оцепенел. На глаза сами собой наворачивались слезы. Не ожидая того сам, Вадимка вдруг бросился в воду и, что было сил, поплыл назад, туда, где все еще боролось со смертью живое существо.
Вадимка не помнил, как добрался до берега. Безжизненное тельце щенка напоминало теперь мягкий, облипший мешочек мокрой шерсти. Вадимка кричал, звал, тряс его, стараясь привести щенка в чувство. Минуты тянулись бесконечно долго. И вот, наконец, щенок слабо закашлялся, из раскрытого рта полилась вода, и он хрипло вздохнул.
– Жив! Милый ты мой! Хороший! – навзрыд заплакал Вадимка. Он больше не сдерживал себя, не стеснялся переполнившего его душу светлого чувства. Теперь дороже этого маленького существа для него не было никого на свете. Вадимка не боялся больше ни укоров матери, ни гнева отца. Отныне он будет слушать лишь собственное сердце. Накопившиеся за весь день слезы вырвались, наконец, из его груди, и он дал им волю. Это были хорошие слезы – слезы раскаяния.

За-да-ние 11 Ука-жи-те ко-ли-че-ство грам-ма-ти-че-ских основ в пред-ло-же-нии 11. Ответ за-пи-ши-те циф-рой.

(11)Это было от-ли-чи-тель-ной ба-буш-ки-ной чер-той: по её тону часто нель-зя было опре-де-лить, шутит она или го-во-рит всерьёз, хва-лит или вы-сме-и-ва-ет.

За-да-ние 12

И ба-буш-ка,(1) лю-бив-шая хо-дить в кино,(2) как и я,(3) от-кла-ды-ва-ла по-боль-ше,(4) а эко-но-ми-лись день-ги потом на обе-дах.

По мне-нию ро-ди-те-лей,(5) мы с ба-буш-кой по-сту-па-ли не-ра-зум-но и были не-пра-виль-ны-ми лю-дь-ми,(6) и это нас объ-еди-ня-ло.

За-да-ние 13 Среди пред-ло-же-ний 10—13 най-ди-те слож-ное пред-ло-же-ние с по-сле-до-ва-тель-ным под-чи-не-ни-ем при-да-точ-ных. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

(10)Я не мог по-нять: вос-тор-га-ет-ся она моими ро-ди-те-ля-ми или в чём-то их упре-ка-ет? (11)Это было от-ли-чи-тель-ной ба-буш-ки-ной чер-той: по её тону часто нель-зя было опре-де-лить, шутит она или го-во-рит всерьёз, хва-лит или вы-сме-и-ва-ет. (12)Я-то вос-хи-щал-ся ими, по-сколь-ку мы часто вос-хи-ща-ем-ся по-ступ-ка-ми, на ко-то-рые сами не спо-соб-ны.

За-да-ние 14 Среди пред-ло-же-ний 13—17 най-ди-те слож-ное пред-ло-же-ние с бес-со-юз-ной и со-юз-ной под-чи-ни-тель-ной свя-зью между ча-стя-ми. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

(13)Ко-неч-но, ба-буш-ка была счаст-ли-ва за свою дочь, гор-ди-лась её мужем, то есть моим отцом, но она, как и я, редко сле-до-ва-ла тем пра-ви-лам, к ко-то-рым нас с ней стре-ми-лись при-учить.

(14)На-при-мер, мама и отец ста-ра-лись за-ка-лить нас. (15)Но мы с ба-буш-кой не же-ла-ли об-ли-вать-ся ле-дя-ной водой и вста-вать по вос-кре-се-ньям ещё рань-ше, чем в будни, чтобы идти на лыжах или в поход. (16)Мы со-зна-ва-ли, что нечётко де-ла-ем гим-на-сти-ку.

(17)Во-об-ще, мои ро-ди-те-ли то и дело об-ви-ня-ли нас обоих в нечётко-сти: мы нечётко со-об-ща-ли, кто и когда зво-нил маме или отцу по те-ле-фо-ну, нечётко со-блю-да-ли режим дня.

За-да-ние 11 №

(5)Тихо - лишь в за-рос-лях ка-мы-ша у самой воды ко-ло-коль-ца-ми зве-не-ли ко-ма-ры.

За-да-ние 12 В при-ведённых ниже пред-ло-же-ни-ях из про-чи-тан-но-го тек-ста про-ну-ме-ро-ва-ны все за-пя-тые. Вы-пи-ши-те цифры, обо-зна-ча-ю-щие за-пя-тые между ча-стя-ми слож-но-го пред-ло-же-ния, свя-зан-ны-ми со-чи-ни-тель-ной свя-зью.

Над рекой висел про-зрач-ный туман,(1) но сол-неч-ные лучи уже зо-ло-ти-ли тихую гладь. Под-ни-мав-ший-ся берег по-кры-ва-ла изу-мруд-ная трава,(2) ис-пещрённая бес-чис-лен-ны-ми ис-кор-ка-ми росы. Воз-дух,(3) на-сы-щен-ный пря-ны-ми аро-ма-та-ми диких цве-тов,(4) за-стыл. Ва-дим-ка сидел на бе-ре-гу и смот-рел,(5) как ста-рый то-поль ро-ня-ет бе-ло-снеж-ные,(6) кру-жа-щи-е-ся в за-стыв-шем воз-ду-хе пу-шин-ки и как они бе-лы-ми ко-раб-ли-ка-ми плы-вут по реке.

Маль-чик вздрог-нул - вспом-нил,(7) зачем пришёл сюда. Слёзы под-кра-лись к горлу,(8) стали ду-шить,(9) но он сдер-жал-ся - не за-пла-кал.

За-да-ние 13 Среди пред-ло-же-ний 4—9 най-ди-те слож-ное пред-ло-же-ние с од-но-род-ным под-чи-не-ни-ем при-да-точ-ных. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

(4)Воз-дух, на-сы-щен-ный пря-ны-ми аро-ма-та-ми диких цве-тов, за-стыл. (5)Тихо - лишь в за-рос-лях ка-мы-ша у самой воды ко-ло-коль-ца-ми зве-не-ли ко-ма-ры. (6)Ва-дим-ка сидел на бе-ре-гу и смот-рел, как ста-рый то-поль ро-ня-ет бе-ло-снеж-ные, кру-жа-щи-е-ся в за-стыв-шем воз-ду-хе пу-шин-ки и как они бе-лы-ми ко-раб-ли-ка-ми плы-вут по реке. (7)Тон-кое по-ску-ли-ва-ние на-ру-ши-ло спо-кой-ствие утра.

(8)Маль-чик вздрог-нул - вспом-нил, зачем пришёл сюда. (9)Слёзы под-сту-пи-ли к горлу, стали ду-шить, но он сдер-жал-ся - не за-пла-кал.

За-да-ние 14 Среди пред-ло-же-ний 1—7 най-ди-те слож-ное пред-ло-же-ние с бес-со-юз-ной свя-зью между ча-стя-ми. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

(1)Утро ды-ша-ло све-же-стью. (2)Над рекой висел про-зрач-ный туман, но сол-неч-ные лучи уже зо-ло-ти-ли тихую гладь. (3)Под-ни-мав-ший-ся берег по-кры-ва-ла изу-мруд-ная трава, ис-пещрённая бес-чис-лен-ны-ми ис-кор-ка-ми росы. (4)Воз-дух, на-сы-щен-ный пря-ны-ми аро-ма-та-ми диких цве-тов, за-стыл. (5)Тихо - лишь в за-рос-лях ка-мы-ша у самой воды ко-ло-коль-ца-ми зве-не-ли ко-ма-ры. (6)Ва-дим-ка сидел на бе-ре-гу и смот-рел, как ста-рый то-поль ро-ня-ет бе-ло-снеж-ные, кру-жа-щи-е-ся в за-стыв-шем воз-ду-хе пу-шин-ки и как они бе-лы-ми ко-раб-ли-ка-ми плы-вут по реке. (7)Тон-кое по-ску-ли-ва-ние на-ру-ши-ло спо-кой-ствие утра.

За-да-ние 11

(17)И война с этой ми-ну-ты уже не ка-за-лась маль-чи-ку за-бав-ной, ни-че-го весёлого не было в том, как па-да-ли люди.

И война с этой ми-ну-ты уже не ка-за-лась маль-чи-ку за-бав-ной,(1) ни-че-го весёлого не было в том,(2) как па-да-ли люди. Война стала серьёзной и страш-ной,(3) и он впер-вые ис-пы-тал чув-ство стра-ха за близ-ко-го че-ло-ве-ка,(4) за того че-ло-ве-ка, (5) ко-то-ро-го ему все-гда не хва-та-ло.

За-да-ние 13 Среди пред-ло-же-ний 40-46 най-ди-те слож-но-под-чинённое пред-ло-же-ние с по-сле-до-ва-тель-ным под-чи-не-ни-ем при-да-точ-ных. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

(40)Серд-це маль-чи-ка было на-пол-не-но горем. (41)Толь-ко сей-час он понял, что зна-чит - по-те-рять отца. (42)Ему хо-те-лось пла-кать. (43)Он по-смот-рел на мать, но она мол-ча-ла. (44)Мол-чал и он. (45)Он был рад, что мать не видит его слёз.

(46)Он не знал, что с этого часа в нём начал жить отец, ко-то-рый давно погиб на войне.

За-да-ние 14 С реди пред-ло-же-ний 1-5 най-ди-те слож-ное пред-ло-же-ние с бес-со-юз-ной и со-юз-ной под-чи-ни-тель-ной свя-зью между ча-стя-ми. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

(1)Отца сво-е-го, ко-то-рый погиб на фрон-те, Авалбёк не пом-нил. (2)Пер-вый раз он уви-дел его в кино, когда маль-чи-ку было лет пять.

(3)Фильм был про войну, Авалбёк сидел с ма-те-рью и чув-ство-вал, как она вздра-ги-ва-ла, когда на экра-не стре-ля-ли. (4)Ему было не очень страш-но, а ино-гда даже, на-о-бо-рот, ве-се-ло, когда па-да-ли фа-ши-сты. (5)А когда па-да-ли наши, ему ка-за-лось, что они потом вста-нут.

За-да-ние 11 Ука-жи-те ко-ли-че-ство грам-ма-ти-че-ских основ в пред-ло-же-нии 17. Ответ за-пи-ши-те циф-рой.

(17)Улы-ба-лась она смущённо и с лю-бо-пыт-ством, будто это не вы раз-гля-ды-ва-ли её, а она, чуть робея, гля-де-ла на вас.

За-да-ние 12 В при-ведённых ниже пред-ло-же-ни-ях из тек-ста про-ну-ме-ро-ва-ны все за-пя-тые. Вы-пи-ши-те цифру, обо-зна-ча-ю-щую за-пя-тую между ча-стя-ми слож-но-го пред-ло-же-ния, свя-зан-ны-ми под-чи-ни-тель-ной свя-зью.

Я гля-нул на его хол-сты,(1) гля-нул не-бреж-но,(2) даже предубеждённо,(3) ни во что не веря. Гля-нул и уди-вил-ся.

Два порт-ре-та сто-я-ли,(4) будто взяв-шись за руки,(5) хотя каж-дый из них был от-дель-ным.

За-да-ние 13 Среди пред-ло-же-ний 23−29 най-ди-те слож-но-под-чинённое пред-ло-же-ние с од-но-род-ным под-чи-не-ни-ем при-да-точ-ных. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

— (24)А по-че-му у тебя отец такой мо-ло-дой? — спро-сил я.

— (25)Я батю толь-ко так и за-пом-нил… (26)Не вер-нул-ся с войны, а где полёг, не узна-ли — без вести… (27)Ждём вот уже де-сять лет. (28)Всё уж ясно как будто, а мать и сей-час к поч-та-льо-ну бе-га-ет.

(29)И он пошёл, под-хва-тив свои порт-ре-ты.

За-да-ние 14 Среди пред-ло-же-ний 12—16 най-ди-те слож-ное бес-со-юз-ное пред-ло-же-ние. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

(12)Но чув-ство-ва-лось, что живут не в де-рев-не, а где-то в при-го-ро-де, может быть, на разъ-ез-де. (13)И, видно, из де-рев-ни не-дав-но. (14)Руки её вы-ра-жа-ли не-лов-кость, будто не ху-дож-ник-сын ри-со-вал её, а си-де-ла она перед фо-то-гра-фом, и это было ей не-при-выч-но. (15)Да и во-об-ще было видно, что ей не-при-выч-но си-деть, а при-вык-ла она дви-гать-ся, спе-шить, кор-мить детей, вы-во-дить ско-ти-ну.

(16)Руки были сло-же-ны ак-ку-рат-но, паль-чик к паль-чи-ку, на одном се-реб-ря-ное ко-леч-ко по-свер-ки-ва-ло.

За-да-ние 11 Ука-жи-те ко-ли-че-ство грам-ма-ти-че-ских основ в пред-ло-же-нии 5. Ответ за-пи-ши-те циф-рой.

(5)При-бли-зив-шись, я при-оста-но-вил-ся и хотел было не-за-мет-но про-ско-чить, но мать, за-ви-дев меня и сразу за-све-тясь лас-ко-вой улыб-кой, по-ма-ха-ла рукой, и я, хоть мне и было ужас-но стыд-но перед то-ва-ри-ща-ми, подошёл к ней.

При-бли-зив-шись,(1) я при-оста-но-вил-ся и хотел было не-за-мет-но про-ско-чить,(2) но мать,(3) за-ви-дев меня и сразу за-све-тясь лас-ко-вой улыб-кой,(4) по-ма-ха-ла рукой,(5) и я,(6) хоть мне и было ужас-но стыд-но перед то-ва-ри-ща-ми,(7) подошёл к ней.

За-да-ние 13 Среди пред-ло-же-ний 11-15 най-ди-те слож-но-под-чинённое пред-ло-же-ние с од-но-род-ным под-чи-не-ни-ем при-да-точ-ных. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

(13)На дворе ко мне по-до-шли не-сколь-ко то-ва-ри-щей и один спро-сил, что это за шут го-ро-хо-вый в юбке, с ко-то-рым я толь-ко что бе-се-до-вал. (14)Я, ве-се-ло сме-ясь, от-ве-тил, что это об-ни-щав-шая гу-вер-нант-ка и что при-ш-ла она ко мне с пись-мен-ны-ми ре-ко-мен-да-ци-я-ми.

(15)Когда же, упла-тив день-ги, мать вышла и, ни на кого не глядя, сгор-бив-шись, слов-но ста-ра-ясь стать ещё мень-ше, быст-ро по-сту-ки-вая стоп-тан-ны-ми, со-всем кри-вы-ми каб-луч-ка-ми, про-шла по ас-фаль-то-вой до-рож-ке к же-лез-ным во-ро-там, я по-чув-ство-вал, что у меня болит за неё серд-це.

За-да-ние 14 Среди пред-ло-же-ний 8-12 най-ди-те слож-ное пред-ло-же-ние с со-юз-ной со-чи-ни-тель-ной и под-чи-ни-тель-ной свя-зью между ча-стя-ми. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

(8)Мать сто-я-ла тихо, слу-ша-ла молча, ви-но-ва-то и го-рест-но опу-стив ста-рые свои лас-ко-вые глаза. (9)Я сбе-жал по уже опу-стев-шей лест-ни-це и, от-кры-вая тугую, шумно со-су-щую воз-дух дверь, огля-нул-ся и по-смот-рел на мать. (10)Но сде-лал я это не по-то-му вовсе, что мне стало её сколь-ко-ни-будь жаль, а всего лишь из бо-яз-ни, что она в столь не-под-хо-дя-щем месте рас-пла-чет-ся.

(11)Мать всё так же сто-я-ла на пло-щад-ке и, пе-чаль-но скло-нив го-ло-ву, смот-ре-ла мне вслед. (12)3аме-тив, что я смот-рю на неё, она по-ма-ха-ла мне рукой с кон-вер-том так, как это де-ла-ют на вок-за-ле, и это дви-же-ние, такое мо-ло-дое и бод-рое, толь-ко ещё боль-ше по-ка-за-ло, какая она ста-рая, обо-рван-ная и жал-кая.

Летнее утро дышало свежестью. Над рекой висел прозрачный туман, но солнечные лучи уже золотили тихую водную гладь. Поднимавшийся над рекой берег покрывала изумрудная трава, испещренная бесчисленными золотыми искорками утренней росы. Воздух, насыщенный пряными ароматами трав, застыл. Было очень тихо, лишь в зарослях камыша у самой воды тонко звенели комары. Вадимка сидел на берегу и смотрел, как старый тополь роняет на воду белоснежные, кружащиеся в застывшем воздухе пушинки. Тонкое поскуливание нарушило тишину утра, и Вадимка вздрогнул, вспомнив, зачем он пришел сюда. Слезы коварно подкатили к горлу и стали душить его, но Вадимка сдерживался – не плакал.
Вчера ощенилась Жучка: принесла четверых, а от кого – неизвестно. Да это и не важно - сама она тоже не из породистых. Мать увидала Жучкин живот и давай причитать на всю деревню: «Опять не углядел! Я тебе сколько раз говорила, не отпускай собаку со двора! Что мне теперь прикажешь с ее ублюдками делать?»
В общем, виноват Вадимка. И спрос теперь с него. Мать приказала к вечеру избавиться от щенков, а проще говоря, в речке утопить. Легко приказать, а вот попробуй исполнить! Они хоть и маленькие еще, слепые, а все же живые существа!
Вадимка был добрым мальчиком, животных он любил. Особенно свою Жучку. Он и отпустил то ее из жалости: уж больно она просилась побегать на воле. На цепи ведь тоже долго не выдержишь.
Холщевый мешок, куда мать сложила бедолаг, лежал рядом. Щенята выбрались из него и теперь белыми комочками ползали в ярко-зеленой, напоминающей новый бархат, траве. В поисках горячего маминого живота они беспомощно тыкались слепыми мордочками друг в дружку и жалобно поскуливали. Голодные…
Представить себе, как будет топить Жучкиных щенят, Вадимка не мог. Чувство собственной беспомощности, жалость, нерешительность, страх перед гневом матери тяжелым гнетом давили, сковывали Вадимку изнутри. Казалось бы, чего проще: оставь мешок у воды – река сама сделает свое дело – и гуляй дальше без хлопот и забот. Но Вадимка так не мог. Размазывая грязными руками слезы, он утер лицо, сложил щенят обратно в мешок и решительно направился в деревню.

У сельпо в ожидании свежего утреннего хлеба уже толпился народ - в основном женщины. Увидав знакомое лицо, Вадимка подошел к крылечку.
- Здравствуйте, тетя Маша, - заливаясь краской, обратился Вадимка к высокой дородной женщине.
- Здорово, Вадимка. Чего это у тебя в мешке? – сразу заинтересовалась любопытная тетя Маша.
- Сейчас, я покажу! – засуетился Вадимка. – Это щенки Жучкины. Может, возьмете? – несмело предложил он.
- Какие же это щенки? - удивилась тетя Маша. - Это крысята какие-то, - сострила она, и собравшиеся вокруг женщины засмеялись удачной остроте.
- Просто они маленькие очень - вчера родились.
- А раз вчера, то и неси-ка ты их к мамке. А то вон они как разорались, есть, наверное, хотят.
- Не могу я. Мать запретила домой с ними возвращаться… Может, все-таки возьмете? – Вадимка с надеждой оглядел любопытствующих.
Но женщины, потеряв к мешку интерес, одна за другой расходились. Сельпо открыли, и тетя Маша деловито направилась к дверям, лишив Вадимку всякой надежды. Мальчик тяжело вздохнул и уныло поплелся прочь. Эх, ничего у него не получится…
- Вадик, постой! - окликнул его кто-то.
Вадимка обернулся. Перед ним стоял Николай Егорыч – колхозный ветеринар, давний приятель отца.
– Ты вот что, ступай к деду Борису – охотнику. У него недавно Сильва ощенилась, аж восемь штук принесла. Авось возьмет старик твоих-то.
На всех парусах помчался вновь окрыленный надеждой Вадимка к дому охотника. Ему не верилось, но очень хотелось верить в то, что его мучения скоро закончатся.
Но оказавшись у калитки охотника, Вадимка в нерешительности замер. В деревне все знали: дед Борис отличался суровым нравом. Мальчику стало не по себе - а вдруг не станет слушать его дед, вдруг погонит? С тех пор, как померла жена, дед не любил незваных гостей.
Во дворе неистово залаяла собака.
- Тихо, Сильва, тихо! Никто твоих детей не тронет, – из-за забора послышался скрипучий голос деда. – Кого там еще нелегкая принесла?
- Здравствуйте, дедушка. Это я - Вадимка, - робко подал голос мальчик. Переминаясь с ноги на ногу, он не решался зайти во двор.
- Какой еще Вадимка? – шаркающей походкой дед Борис подошел к калитке и сквозь штакетник сурово глянул на мальчика. Открывать калитку он, похоже, не собирался.
- Я Клавдии Петровны сын…
- Ясно, - еще больше нахмурился дед. - Ну, говори, зачем пожаловал?
- Дедушка, тут такое дело… - замялся под строгим взглядом деда Вадимка. – В общем, Жучка наша ощенилась, а мать велела от щенков избавиться…
- А я тут при чем?
- Не могу я их топить. Рука не поднимается! – от волнения Вадимка аж закричал.
Залаяла Сильва, и мальчик вновь сник.
– Может, их того… Сильве? – предложил он, сам не веря в успех предприятия.
- Ишь, чего удумал! Ты тоже соображать должен - у Сильвы своих восемь штук, не прокормит она, – похоже, дед не на шутку рассерчал.
- Что же делать, дедушка?! – в голосе Вадимки зазвенело отчаяние.
- Да-а, жалко бедолаг… - протянул дед. – Покажи, сколько их у тебя?
- Четверо! – с готовностью развязывая мешок, воскликнул Вадимка.
Подошла Сильва и, высунув через дыру в заборе голову, стала обнюхивать притихших щенят.
- Ну что, мать, взять что ли? – дед Борис вопросительно взглянул на Сильву. Та уже самозабвенно облизывала малышей.
- Возьмите, дедушка! – обрадовался Вадимка.
- Эх, ну что с тобой будешь делать. Ладно, двоих, пожалуй, мы потянем.
- Спасибо! – от счастья Вадимка готов был расцеловать деда. Зря в деревне болтают - никакой он и не страшный вовсе.
Когда довольные щенки уже сосали новую маму, дед Борис посоветовал Вадимке: - Ты сходи к бригадиру нашему. У него собака вот-вот ощенится, авось и приютит бедолаг.
Но бригадир Вадимку даже на порог не пустил. Услыхал о чем речь и дверь перед Вадимкиным носом захлопнул.
Загрустил Вадимка. Сел на лавочку возле сельской библиотеки, прижал к себе щенят и задумался, что же дальше делать.
Мимо проходила баба Люба.
- Чего не весел, сынок? – поинтересовалась у Вадимки баба Люба, известная своей сердобольностью на всю деревню.
Вадимка поднял голову - баба Люба добродушно улыбалась ему каждой черточкой своего лица, вплоть до морщинок в уголках глаз. Вадимка грустно улыбнулся в ответ и кивнул на щенков:
- Вот, мать приказала их утопить, а я не могу.
- Ох, батюшки! – баба Люба схватилась за сердце. - Животинку губить – грех великий. Они – вона – маленькие какие!
У и без того печального Вадимки от этих слов настроение совсем испортилось.
- А ну, шагай за мной, - скомандовала вдруг баба Люба и решительно направилась к своей избушке. Озадаченный Вадимка пошел за ней.
- Вот мы и дома, - баба Люба отворила дверь в свое скромное жилище. – Стешка! Где ты, негодница? Стеша! Ах, вона ты куда забралась!
На печке среди цветастых подушек лежала пушистая серая кошка. Она занималась важным делом - кормила трех уже подросших котят.
- Ты глянь, кого я тебе принесла, - с этими словами баба Люба взяла в руки одного из щенков и подложила его Стеше под бок. Кошка зашипела и, отпрыгнув в сторону, изогнула спину дугой.
- Чего ты, испугалась, глупая? – рассмеялась баба Люба. – Погоди маленько, - обратилась она к Вадимке со знанием дела, - скоро освоится. - Пойдем пока в сад, чайку попьем, они тут сами разберутся.
И действительно, когда Вадимка вернулся в горницу, кошка в окружении котят уже вновь лежала на печке. Щенок, уютно устроившись по серединке, сосал теплый розовый живот наравне с остальными. Стешка довольно урчала.

Вечерело. Крепко прижав щенка к груди, Вадимка шел домой.
«Ничего, - думал он, - один щенок – не четыре. Мать – не железная, сжалобится».
С опаской входил он в дом. Отец уже пришел с работы, мать накрывала на стол.
- Что так долго? Руки мой и садись ужинать, - голос матери звучал вяло, безо всякого выпажения. Она даже не посмотрела в сторону Вадимки - все еще сердилась.
- Мам, можно он у нас останется?
Та оторвалась, наконец, от хозяйства и всплеснула руками:
- Ты зачем его обратно приволок?
- Мам, жалко ведь!
- Надо было за Жучкой следить! Я тебе сколько раз говорила: не отпускай псину со двора! Я по твоей милости грех на душу взяла, и тебя заставила! Иди, и чтобы с щенком обратно не возвращался!
Отец молчал.
Вадимка вышел на крыльцо. Не евший весь день щенок тихонько скулил у него на руках. Вадимка решительно направился к речке.
«Ничего, ничего, - подбадривал себя он, - у него и глазок-то пока нет, не слышит, ничего не почувствует. Его и собакой назвать нельзя - так, крысенок какой-то. Да и не жалко его вовсе». Так, успокаивая себя и храбрясь, Вадимка дошел до речки.
Над речной гладью алело вечернее солнце, вокруг не было ни души. Щенок, словно предчувствуя неладное, беспокойно заерзал, закрутился на руках. Ком подкатил к горлу, Вадимка еле сдерживал слезы. Он снял рубашку, брюки. Оставшись в одних трусах, он еще долго стоял на берегу, не решаясь ступить в воду. Налетели комары. Они кусали Вадимку в лицо, руки, спину, но он не обращал на это внимания. Лицо его не выражало ничего, кроме покорности. Покорности, ставшей результатом страданий, пережитых им в этот бесконечно долгий, никак не желавший закончиться день. На щенка он не смотрел. Волна страха окатила Вадимку, и преодоление этого страха стоило ему величайших усилий. Держа щенка в ладошке, на вытянутой руке он сделал шаг, второй, зашел в воду поглубже, оттолкнулся и поплыл. Можно было просто закинуть щенка подальше в воду, но Вадимке это казалось кощунством. Вода была мутной, багряно-алого цвета. Щенок вдруг присмирел и спокойно, доверившись человеку, лежал на ладошке над самой водой маленьким теплым комочком. Вадимка просто опустил руку в воду, развернулся и поплыл к берегу. Он не оборачивался, лишь слышал позади негромкие всплески воды. Щенок не пищал, не звал, как предполагал Вадимка, на помощь маму. Он тихо и упорно боролся за свою так недавно начавшуюся жизнь. От этой беззвучной борьбы Вадимке стало невыносимо. Ужасное, отвратительное безмолвие преследовало его, пока он плыл. Фальшивое и дребезжащее, оно безжалостно царапало его сердце.

Вадимка выбрался на берег и лишь тогда обернулся. Сначала он не увидел ничего, кроме алой от заката воды. Но нет - щенок все еще жил, и над ним, ныряя к воде, чертили воздух стрижи. Бедняга уцепился за проплывавшую мимо ветку - это не дало ему утонуть быстро - но силы уже заканчивались. Слепая мордочка то появлялась, то исчезала в воде. Его все дальше и дальше уносило течением от берега. Вадимка не мог оторвать взгляда от маленького белого пятнышка. Сколько сил и любви к жизни заключалось в этом крохотном, тщедушном существе! Мальчик точно оцепенел. На глаза сами собой наворачивались слезы. Не ожидая того сам, Вадимка вдруг бросился в воду и, что было сил, поплыл назад, туда, где все еще боролось со смертью живое существо.
Вадимка не помнил, как добрался до берега. Безжизненное тельце щенка напоминало теперь мягкий, облипший мешочек мокрой шерсти. Вадимка кричал, звал, тряс его, стараясь привести щенка в чувство. Минуты тянулись бесконечно долго. И вот, наконец, щенок слабо закашлялся, из раскрытого рта полилась вода, и он хрипло вздохнул.
- Жив! Милый ты мой! Хороший! – навзрыд заплакал Вадимка. Он больше не сдерживал себя, не стеснялся переполнившего его душу светлого чувства. Теперь дороже этого маленького существа для него не было никого на свете. Вадимка не боялся больше ни укоров матери, ни гнева отца. Отныне он будет слушать лишь собственное сердце. Накопившиеся за весь день слезы вырвались, наконец, из его груди, и он дал им волю. Это были хорошие слезы – слезы раскаяния.